Эмоциональный опыт человека изменяется и обогащается в ходе развития личности в результате переживания кризисных жизненных периодов, сопереживания душевным состояниям других людей. Особо в этом ряду стоят переживания смерти близкого человека.
Страдания могут быть полезными, происходит Апгрейд собственной жизни, то есть ее улучшение, обновление, переосмысление ценности бытия и. в конечном итоге, признания мудрости и глубокого смысла, во всем происходящем.
Человек после потери близкого человека должен простить себя, отпустить обиду, принять ответственность за свою жизнь, мужество за ее продолжение - происходит возвращение себя самого.
Даже самая тяжелая потеря содержит в себе возможность обретения. Принимая существование потери, страдания, горя в своей жизни, люди становятся способными более полно ощутить себя как неотъемлемую часть Вселенной, более полно прожить свою собственную жизнь.
Что испытывает человек, переживающий горе?
Страх, что случившиеся может повториться
стыд из-за своего бессилия остановить либо предотвратить наступление смерти
гнев на умершего
переживание вины из-за присутствия негативных чувств по отношению к умершему
чувство вины
страх перед чрезмерным отождествлением себя с умершим
печаль утраты
общее сопротивление — нежелание испытывать подобные сильные чувства, особенно гнева, враждебности по отношению к умершему.
Примеры переживания горя. Как человек переживает горе?
Чтобы помочь человеку пережить горе, необходимо знать, что не все люди одинаково переживают горе
«Позвольте мне просто поговорить»
Люди хотят говорить об умершем, причине смерти, и о своих чувствах в связи с произошедшем. Им хочется проводить долгие часы в воспоминаниях, смеясь и плача. Они хотят рассказать о его жизни все равно кому, только бы слушали.
В случае насильственной смерти им необходимо еще раз перебрать все мельчайшие подробности до тех пор, пока они перестанут пугать их и оставят их в покос и тогда они смогут оплакивать свою потерю.
«Спросите меня о нем/ней»
Мы часто избегаем разговоров об умершем, но близкие интерпретируют такое поведение, как забвение или нежелание обсуждать саму смерть.
Это демонстрирует уровень нашего дискомфорта, но не нашей заботы о близких умершего. «На кого он/она был похож?», «Есть ли у Вас фотография?», «Что он/она любил делать?», «Какие Ваши самые приятные воспоминания связаны с ним/ней?», «Что Вас сводило с ума?» Это только несколько вопросов, задав которые мы можем проявить свой интерес к прожитой жизни.
«Поддержите меня и позвольте мне выплакаться»
Нет большего подарка, который мы можем подарить убитому горем человеку, чем сила наших рук, обхвативших его за плечи.
Прикосновение — это чудо терапии; так мы выражаем свою заботу и внимание, когда слова нам неподвластны. Даже просто поддержка за локоть лучше, чем холодная изоляция. Люди плачут, им необходимо плакать, и намного лучше делать это в теплой обстановке понимания, нежели в одиночку.
Страдающий человек всегда вправе не принять нашу руку; что не мешает нам по меньшей мере предложить ее.
«Не пугайтесь моего молчания»
Бывают случаи, когда перенесшие утрату люди как бы замирают, беззвучно глядя в пространство. Нет нужды заполнять тишину словами.
Мы должны позволить им погрузиться в свои воспоминания, сколь бы болезненными они ни были, и быть готовы продолжить разговор, когда они возвратятся в состояние «здесь и сейчас». Нам не нужно знать где они были и о чем думали; о чем мы должны побеспокоиться, так это чтобы человеку было комфортно.
Большую часть времени они вряд ли смогут облечь свои воспоминания в подходящие слова и будут благодарны за то, что вы просто были с ними рядом в этой тишине. Используйте это время для восстановления собственных сил в молитве или медитации.
Как помочь человеку в горе? Стадии переживания горя
На первых фазах плач является и реакцией и лечением. Не нужно останавливать, успокаивать человека, именно через плач происходит высвобождение.
На этой стадии, чтобы помочь человеку в горе, лучше не оставлять его одного, оказывая больше безмолвную поддержку, касаясь рукой, обнимая его, тем самым давая поддержку на телесном уровне. Человеку, который переживает горе полезно частично отвлекаться от внутренних болезненных чувств.
На следующей стадии переживания горя, — стадии реакций, желательно подтолкнуть человека на конструктивную деятельность: можно сделать мелкий ремонт в доме или хотя бы переставить мебель и прочее. Часто близкие из уважения к чувствам человека стараются не допустить в присутствии человека, который переживает горе, разговоров и обсуждений повседневных дел, забот, прячут нечаянную улыбку, боясь оскорбить человека.
Начиная с третьей стадии, это делать можно и даже нужно - аккуратно, постепенно возвращая человека в горе к жизни, подводя к моменту ответственности живого перед ушедшим и оставшимися близкими людьми.
Как помочь человеку пережить горе?
- Человек должен найти приемлемую форму своего дальнейшего отношения к умершему. Чтобы помочь человеку в горе помогите ему выразить свое чувство вины и найти вокруг себя людей, с которых он мог бы брать пример в своем поведении
- Бывают случаи, когда человек, переживающий горе, не принимает случившееся, не верит в реальность происходящего. Здесь полезно спровоцировать гнев и затем это чувство направить в русло какой-либо деятельности и тем самым помочь человеку пережить горе.
- Достаточно часто у людей, находящихся в состоянии горя, развивается заученная беспомощность. А родные и близкие, переполненные любовью и заботой к горюющему, своим поведением закрепляют эту реакцию.
- Чтобы помочь человеку в горе постарайтесь загружать его любыми делами, теребить любыми способами, не обращая внимания на вначале негативную реакцию со стороны человека, который переживает горе.
Переживание горя, быть может, одно из самых таинственных проявлений душевной жизни.
Каким чудесным образом человеку, опустошенному утратой, удастся возродиться и наполнить свой мир смыслом? Как он, уверенный, что навсегда лишился радости и желания жить, сможет восстановить душевное равновесие, ощутить краски и вкус жизни? Как страдание переплавляется в мудрость?
Все это – не риторические фигуры восхищения силой человеческого духа, а насущные вопросы, знать конкретные ответы на которые нужно хотя бы потому, что всем нам рано или поздно приходится, по профессиональному ли долгу или по долгу человеческому, утешать и поддерживать горюющих людей.
Может ли психология помочь в поиске этих ответов? В отечественной психологии – не поверите! – нет ни одной оригинальной работы по переживанию и психотерапии горя.
Что касается западных исследований, то в сотнях трудов описываются мельчайшие подробности разветвленного дерева этой темы – горе патологическое и "хорошее", "отложенное" и "предвосхищающее", техника профессиональной психотерапии и взаимопомощь пожилых вдовцов, синдром горя от внезапной смерти младенцев и влияние видеозаписей о смерти на детей, переживающих горе, и т. д., и т. д.
Однако когда за всем этим многообразием деталей пытаешься разглядеть объяснение общего смысла и направления процессов горя, то почти всюду проступают знакомые черты схемы З. Фрейда, данной еще в "Печали и меланхолии" (См.: Фрейд З. Печаль и меланхолия // Психология эмоций. М, 1984. С. 203-211).
Она бесхитростна: "работа печали" состоит в том, чтобы оторвать психическую энергию от любимого, но теперь утраченного объекта. До конца этой работы "объект продолжает существовать психически", а по ее завершении "я" становится свободным от привязанности и может направлять высвободившуюся энергию на другие объекты.
"С глаз долой – из сердца вон" – таково, следуя логике схемы, было бы идеальное горе по Фрейду. Теория Фрейда объясняет, как люди забывают ушедших, но она даже не ставит вопроса о том, как они их помнят. Можно сказать, что это теория забвения. Суть ее сохраняется неизменной в современных концепциях.
Среди формулировок основных задач работы горя можно найти такие, как "принять реальность утраты", "ощутить боль", "заново приспособиться к действительности", "вернуть эмоциональную энергию и вложить ее в другие отношения", но тщетно искать задачу поминания и памятования.
А именно эта задача составляет сокровенную суть человеческого горя. Горе – это не просто одно из чувств, это конституирующий антропологический феномен: ни одно самое разумное животное не хоронит своих собратьев. Хоронить – следовательно, быть человеком. Но хоронить – это не отбрасывать, а прятать и сохранять.
И на психологическом уровне главные акты мистерии горя – не отрыв энергии от утраченного объекта, а устроение образа этого объекта для сохранения в памяти. Человеческое горе не деструктивно (забыть, оторвать, отделиться), а конструктивно, оно призвано не разбрасывать, а собирать, не уничтожать, а творить – творить память.
Исходя из этого, основная цель настоящего очерка состоит в попытке сменить парадигму "забвения" на парадигму "памятования" и в этой новой перспективе рассмотреть все ключевые феномены процесса переживания горя
Начальная фаза горя – шок и оцепенение. "Не может быть!" – такова первая реакция на весть о смерти. Характерное состояние может длиться от нескольких секунд до нескольких недель, в среднем к 7-9-му дню сменяясь постепенно другой картиной.
Оцепенение – наиболее заметная особенность этого состояния. Скорбящий скован, напряжен. Его дыхание затруднено, неритмично, частое желание глубоко вдохнуть приводит к прерывистому, судорожному (как по ступенькам) неполному вдоху. Обычны утрата аппетита и сексуального влечения. Нередко возникающие мышечная слабость, малоподвижность иногда сменяются минутами суетливой активности.
В сознании человека появляется ощущение нереальности происходящего, душевное онемение, бесчувственность, оглушенность. Притупляется восприятие внешней реальности, и тогда в последующем нередко возникают пробелы в воспоминаниях об этом периоде.
А. Цветаева, человек блестящей памяти, не могла восстановить картину похорон матери: "Я не помню, как несут, опускают гроб. Как бросают комья земли, засыпают могилу, как служит панихиду священник. Что-то вытравило это все из памяти... Усталость и дремота души. После маминых похорон в памяти – провал" (Цветаева Л. Воспоминания. М., 1971. С. 248).
Первым сильным чувством, прорывающим пелену оцепенения и обманчивого равнодушия, нередко оказывается злость. Она неожиданна, непонятна для самого человека, он боится, что не сможет ее сдержать.
Как объяснить все эти явления? Обычно комплекс шоковых реакций истолковывается как защитное отрицание факта или значения смерти, предохраняющее горюющего от столкновения с утратой сразу во всем объеме.
Будь это объяснение верным, сознание, стремясь отвлечься, отвернуться от случившегося, было бы полностью поглощено текущими внешними событиями, вовлечено в настоящее, по крайней мере, в те его стороны, которые прямо не напоминают о потере.
Однако мы видим прямо противоположную картину: человек психологически отсутствует в настоящем, он не слышит, не чувствует, не включается в настоящее, оно как бы проходит мимо него, в то время как он сам пребывает где-то в другом пространстве и времени. Мы имеем дело не с отрицанием факта, что "его (умершего) нет здесь", а с отрицанием факта, что "я (горюющий) здесь".
Не случившееся трагическое событие не впускается в настоящее, а само оно не впускает настоящее в прошедшее. Это событие, ни в один из моментов не став психологически настоящим, рвет связь времен, делит жизнь на несвязанные "до" и "после". Шок оставляет человека в этом "до", где умерший был еще жив, еще был рядом.
Психологическое, субъективное чувство реальности, чувство "здесь-и-теперь" застревает в этом "до", объективном прошлом, а настоящее со всеми его события ми проходит мимо, не получая от сознания признания его реальности. Если бы человеку дано было ясно осознать что с ним происходит в этом периоде оцепенения, он бы мог сказать соболезнующим ему по поводу того, что умершего нет с ним: "Это меня нет с вами, я там, точнее, здесь, ним".
Такая трактовка делает понятным механизм и смысл возникновения и дереализационных ощущений, и душевной анестезии: ужасные события субъективно не наступит ли; и послешоковую амнезию: я не могу помнить то, в чем не участвовал; и потерю аппетита и снижение либидо -этих витальных форм интереса к внешнему миру; и злость.
Злость – это специфическая эмоциональная реакция на преграду, помеху в удовлетворении потребности. Такой помехой бессознательному стремлению души остаться с любимым оказывается вся реальность: ведь любой человек, телефонный звонок, бытовая обязанность требуют сосредоточения на себе, заставляют душу отвернуться от любимого, выйти хоть на минуту из состояния иллюзорной соединенности с ним.
Что теория предположительно выводит из множества фактов, то патология иногда зримо показывает одним ярким примером. П. Жане описал клинический случай девочки, которая долго ухаживала за больной матерью, а после ее смерти впала в болезненное состояние: она не могла вспомнить о случившемся, на вопросы врачей не отвечала, а только механически повторяла движения, в которых можно было разглядеть воспроизведение действий, ставших для нее привычными во время ухода за умирающей.
Девочка не испытывала горя, потому что полностью жила в прошлом, где мать была еще жива. Только когда на смену этому патологическому воспроизведению прошлого с помощью автоматических движений (память-привычка, по Жане) пришла возможность произвольно вспомнить и рассказать о смерти матери (память-рассказ), девочка начала плакать и ощутила боль утраты.
Этот случай позволяет назвать психологическое время шока "настоящее в прошедшем". Здесь над душевной жизнью безраздельно властвует гедонистический принцип избегания страдания. И отсюда процессу горя предстоит еще долгий путь, пока человек сможет укрепиться в "настоящем" и без боли вспоминать о свершившемся прошлом.
Следующий шаг на этом пути – фаза поиска – отличается, по мнению С. Паркеса, который и выделил ее, нереалистическим стремлением вернуть утраченного и отрицанием не столько факта смерти, сколько постоянства утраты. Трудно указать на временные границы этого периода, поскольку он довольно постепенно сменяет предшествующую фазу шока и затем характерные для него феномены еще долго встречаются в последующей фазе острого горя, но в среднем пик фазы поиска приходится на 5-12-й день после известия о смерти.
В это время человеку бывает трудно удержать свое внимание во внешнем мире, реальность как бы покрыта прозрачной кисеей, вуалью, сквозь которую сплошь и рядом пробиваются ощущения присутствия умершего: звонок в дверь – мелькнет мысль: это он; его голос – оборачиваешься – чужие лица; вдруг на улице: это же он входит в телефонную будку. Такие видения, вплетающиеся в контекст внешних впечатлений, вполне обычны и естественны, но пугают, принимаясь за признаки надвигающегося безумия.
Иногда такое появление умершего в текущем настоящем происходит в менее резких формах. P., мужчина 45 лет, потерявший во время армянского землетрясения любимого брата и дочь, на 29-й день после трагедии, рассказывая мне о брате, говорил в прошедшем времени с явными признаками страдания, когда же речь заходила к дочери, он с улыбкой и блеском в глазах восторгался, как она хорошо учится (а не "училась"), как ее хвалят, какая помощница матери. В этом случае двойного горя переживание одной утраты находилось уже на стадии острого горя, а другой – задержалось на стадии "поиска".
Существование ушедшего в сознании скорбящего отличается в этот период от того, которое нам открывают патологически заостренные случаи шока: шок внереалистичен, поиск – нереалистичен: там есть одно бытие – до смерти, в котором душой безраздельно правит гедонистический принцип, здесь – "как бы двойное бытие" ("Я живу как бы в двух плоскостях",-говорит скорбящий), где за тканью яви все время ощущается подспудно идущее другое существование, прорывающееся островками "встреч" с умершим.
Надежда, постоянно рождающая веру в чудо, странным образом сосуществует с реалистической установкой, привычно руководящей всем внешним поведением горюющего. Ослабленная чувствительность к противоречию позволяет сознанию какое-то время жить по двум не вмешивающимся в дела друг друга законам – по отношению к внешней действительности по принципу реальности, а по отношению к утрате – по принципу "удовольствия".
Они уживаются на одной территории: в ряд реалистических восприятий, мыслей, намерений ("сейчас позвоню ей по телефону") становятся образы объективно утраченного, но субъективно живого бытия, становятся так, как будто они из этого ряда, и на секунду им удается обмануть реалистическую установку, принимающую их за "своих". Эти моменты и этот механизм и составляют специфику фазы "поиска".
Затем наступает третья фаза – острого горя, длящаяся до 6-7 недель с момента трагического события. Иначе ее именуют периодом отчаяния, страдания и дезорганизации и – не очень точно – периодом реактивной депрессии.
Сохраняются, и первое время могут даже усиливаться, различные телесные реакции – затрудненное укороченное дыхание: астения: мышечная слабость, утрата энергии, ощущение тяжести любого действия; чувство пустоты в желудке, стеснение в груди, ком в горле: повышенная чувствительность к запахам; снижение или необычное усиление аппетита, сексуальные дисфункции, нарушения сна.
Это период наибольших страданий, острой душевной боли. Появляется множество тяжелых, иногда странных и пугающих чувств и мыслей. Это ощущения пустоты и бессмысленности, отчаяние, чувство брошенности, одиночества, злость, вина, страх и тревога, беспомощность.
Типичны необыкновенная поглощенность образом умершего (по свидетельству одного пациента, он вспоминал о погибшем сыне до 800 раз в день) и его идеализация – подчеркивание необычайных достоинств, избегание воспоминаний о плохих чертах и поступках. Горе накладывает отпечаток и на отношения с окружающими. Здесь может наблюдаться утрата теплоты, раздражительность, желание уединиться. Изменяется повседневная деятельность.
Человеку трудно бывает сконцентрироваться на том, что он делает, трудно довести дело до конца, а сложно организованная деятельность может на какое-то время стать и вовсе недоступной. Порой возникает бессознательное отождествление с умершим, проявляющееся в невольном подражании его походке, жестам, мимике.
Утрата близкого – сложнейшее событие, затрагивающее все стороны жизни, все уровни телесного, душевного и социального существования человека. Горе уникально, оно зависит от единственных в своем роде отношений с ним, от конкретных обстоятельств жизни и смерти, от всей неповторимой картины взаимных планов и надежд, обид и радостей, дел и воспоминаний.
И все же за всем этим многообразием типичных и уникальных чувств и состояний можно попытаться выделить ют специфический комплекс процессов, который составляет сердцевину острого горя. Только зная его, можно надеяться найти ключ к объяснению необыкновенно пестрой картины разных проявлений как нормального, так и патологического горя.
Обратимся снова к попытке З. Фрейда объяснить механизмы работы печали. "...Любимого объекта больше не существует, и реальность подсказывает требование отнять все либидо, связанное с этим объектом... Но требование ее не может быть немедленно исполнено. Оно приводится в исполнение частично, при большой трате времени и энергии, а до того утерянный объект продолжает существовать психически. Каждое из воспоминаний и ожиданий, в которых либидо было связано с объектом, приостанавливается, приобретает активную силу, и на нем совершается освобождение либидо. Очень трудно указать и экономически обосновать, почему эта компромиссная работа требования реальности, проведенная на всех этих отдельных воспоминаниях и ожиданиях, сопровождается такой исключительной душевной болью" (Фрейд З. Печаль и меланхолия // Психология эмоций. С. 205.).
Итак, Фрейд остановился перед объяснением феномена боли, да и что касается самого гипотетического механизма работы печали, то он указал не на способ его осуществления, а на "материал", на котором работа проводится,- это "воспоминания и ожидания", которые "приостанавливаются" и "приобретают повышенную активную силу".
Доверяя интуиции Фрейда, что именно здесь святая святых горя, именно здесь совершается главное таинство работы печали, стоит внимательно вглядеться в микроструктуру одного приступа острого горя.
Такую возможность предоставляет нам тончайшее наблюдение Анн Филип, жены умершего французского актера Жерара Филипа: " Утро начинается хорошо. Я научилась вести двойную жизнь. Я думаю, говорю, работаю, и в то же время я вся поглощена тобой. Время от времени предо мною возникает твое лицо, немного расплывчато, как на фотографии, снятой не в фокусе. И вот в такие минуты я теряю бдительность: моя боль – смирная, как хорошо выдрессированный конь, и я отпускаю узду. Мгновение – и я в ловушке. Ты здесь. Я слышу твой голос, чувствую твою руку на своем плече или слышу у двери твои шаги. Я теряю власть над собой. Я могу только внутренне сжаться и ждать, когда это пройдет. Я стою в оцепенении, мысль несется, как подбитый самолет. Неправда, тебя здесь нет, ты там, в ледяном небытии. Что случилось? Какой звук, запах, какая таинственная ассоциация мысли привели тебя ко мне? Я хочу избавиться от тебя. хотя прекрасно понимаю, что это самое ужасное, но именно в такой момент у меня недостает сил позволить тебе завладеть мною. Ты или я. Тишина комнаты вопиет сильнее, чем самый отчаянный крик. В голове хаос, тело безвольно. Я вижу нас в нашем прошлом, но где и когда? Мой двойник отделяется от меня и повторяет все то, что я тогда делала" (Филип А. Одно мгновение. М., 1966. С. 26-27).
Если попытаться дать предельно краткое истолкование внутренней логики этого акта острого горя, то можно сказать, что составляющие его процессы начинаются с попытки не допустить соприкосновения двух текущих в душе потоков – жизни нынешней и былой: проходят через непроизвольную одержимость минувшим: затем сквозь борьбу и боль произвольного отделения от образа любимого, н завершаются "согласованием времен" возможностью, стоя на берегу настоящего, вглядываться в ноток прошедшего, не соскальзывая туда, наблюдая себя там со стороны и потому уже не испытывая боли.
Замечательно, что опущенные фрагменты и описывают уже знакомые нам по предыдущим фазам горя процессы, бывшие там доминирующими, а теперь входящие в целостный акт на правах подчиненных функциональных частей этого акта. Фрагмент – это типичный образчик фазы "поиска": фокус произвольного восприятия удерживается на реальных делах и вещах, но глубинный, еще полный жизни поток былого вводит в область представлений лицо погибшего человека.
Оно видится расплывчато, но вскоре внимание непроизвольно притягивается к нему, становится трудно противостоять искушению прямо взглянуть на любимое лицо, и уже, наоборот, внешняя реальность начинает двоиться [прим.1], и сознание полностью оказывается в силовом поле образа ушедшего, в психически полновесном бытии со своим пространством и предметами ("ты здесь"), ощущениями и чувствами ("слышу", "чувствую").
Фрагменты репрезентируют процессы шоковой фазы, но, конечно, уже не в том чистом виде, когда они являются единственными и определяют собой все состояние человека. Сказать и почувствовать "я теряю власть над собой" – это значит ощущать, как слабеют силы, но все же – и это главное – не впадать в абсолютную погруженность, одержимость прошлым: это бессильная рефлексия, еще нет "власти над собой", не хватает воли, чтобы управлять собой, но уже находятся силы, чтобы хотя бы "внутренне сжаться и ждать", то есть удерживаться краешком сознания в настоящем и осознавать, что "это пройдет".
"Сжаться" – это удержать себя от действования внутри воображаемой, но кажущейся такой действительной реальности. Если не "сжаться", может возникнуть состояние, как у девочки П. Жане. Состояние "оцепенения" – это отчаянное удерживание себя здесь, одними мышцами и мыслями, потому что чувства – там, для них там – здесь.
Именно здесь, на этом шаге острого горя, начинается отделение, отрыв от образа любимого, готовится пусть пока зыбкая опора в "здесь-и-теперь", которая позволит на Следующем шаге сказать: "тебя здесь нет, ты там...".
Именно в этой точке и появляется острая душевная боль, перед объяснением которой остановился Фрейд. Как это ни парадоксально, боль вызывается самим горюющим: феноменологически в приступе острого горя не умерший уходит ОТ нас, а мы сами уходим от него, отрываемся от него или отталкиваем его от себя.
И вот этот, своими руками производимый отрыв, этот собственный уход, это изгнание любимого: "Уходи, я хочу избавиться от тебя..." и наблюдение за тем, как его образ действительно отдаляется, претворяется и исчезает, и вызывают, собственно, душевную боль [прим.2].
Но вот что самое важное в исполненном акте острого горя: не сам факт этого болезненного отрыва, а его продукт. В этот момент не просто происходит отделение, разрыв и уничтожение старой связи, как полагают все современные теории, но рождается новая связь. Боль острого горя – это боль не только распада, разрушения и отмирания, но и боль рождения нового. Чего же именно? Двух новых "я" и новой связи между ними, двух новых времен, даже – миров, и согласования между ними.
"Я вижу нас в прошлом..." – замечает А. Филип. Это уже новое "я". Прежнее могло либо отвлекаться от утраты – "думать, говорить, работать", либо быть полностью поглощенным "тобой". Новое "я" способно видеть не "тебя", когда это видение переживается как видение в психологическом времени, которое мы назвали "настоящее в прошедшем", а видеть "нас в прошлом".
"Нас" – стало быть, его и себя, со стороны, так сказать, в грамматически третьем лице. "Мой двойник отделяется от меня и повторяет все то, что я тогда делала". Прежнее "я" разделилось на наблюдателя и действующего двойника, на автора и героя. В этот момент впервые за время переживания утраты появляется частичка настоящей памяти об умершем, о жизни с ним как о прошлом.
Это первое, только-только родившееся воспоминание еще очень похоже на восприятие ("я вижу нас"), но в нем уже есть главное -- разделение и согласование времен ("вижу нас в прошлом"), когда "я" полностью ощущает себя в настоящем и картины прошлого воспринимаются именно как картины уже случившегося, помеченные той или другой датой.
Бывшее раздвоенным бытие соединяется здесь памятью, восстанавливается связь времен, и исчезает боль. Наблюдать из настоящего за двойником, действующим в прошлом, не больно [прим.3].
Мы не случайно назвали появившиеся в сознании фигуры "автором" и "героем". Здесь действительно происходит рождение первичного эстетического феномена, появление автора и героя, способности человека смотреть на прожитую, уже свершившуюся жизнь с эстетической установкой.
Это чрезвычайно важный момент в продуктивном переживании горя. Наше восприятие другого человека, в особенности близкого, с которым нас соединяли многие жизненные связи, насквозь пронизано прагматическими и этическими отношениями; его образ пропитан незавершенными совместными делами, неисполнившимися надеждами, неосуществленными желаниями, нереализованными замыслами, непрощенными обидами, невыполненными обещаниями.
Многие из них уже почти изжиты, другие в самом разгаре, третьи отложены на неопределенное будущее, но все они не закончены, все они – как заданные вопросы, ждущие каких-то ответов, требующие каких-то действий. Каждое из этих отношений заряжено целью, окончательная недостижимость которой ощущается теперь особенно остро и болезненно.
Эстетическая же установка способна видеть мир, не разлагая его на цели и средства, вне и без целей, без нужды моего вмешательства. Когда я любуюсь закатом, я не хочу в нем ничего менять, не сравниваю его с должным, не стремлюсь ничего достичь.
Поэтому, когда в акте острого горя человеку удается сначала полно погрузиться в частичку его прежней жизни с ушедшим, а затем выйти из нее, отделив в себе "героя", остающегося в прошлом, и "автора", эстетически наблюдающего из настоящего за жизнью героя, то эта частичка оказывается отвоеванной у боли, цели, долга и времени для памяти.
В фазе острого горя скорбящий обнаруживает, что тысячи и тысячи мелочей связаны в его жизни с умершим ("он купил эту книгу", "ему нравился этот вид из окна", "мы вместе смотрели этот фильм") и каждая из них увлекает его сознание в "там-и-тогда", в глубину потока минувшего, и ему приходится пройти через боль, чтобы вернуться на поверхность. Боль уходит, если ему удается вынести из глубины песчинку, камешек, ракушку воспоминания и рассмотреть их на свету настоящего, в "здесь-и-теперь". Психологическое время погруженности, "настоящее в прошедшем" ему нужно преобразовать в "прошедшее в настоящем".
В период острого горя его переживание становится ведущей деятельностью человека. Напомним, что ведущей в психологии называется та деятельность, которая занимает доминирующее положение в жизни человека и через которую осуществляется его личностное развитие.
Например, дошкольник и трудится, помогая матери, и учится, запоминая буквы, но не труд и учеба, а игра – его ведущая деятельность, в ней и через нее он может и больше сделать, лучше научиться. Она – сфера его личностного роста.
Для скорбящего горе в этот период становится ведущей деятельностью в обоих смыслах: оно составляет основное содержание всей его активности и становится сферой развития его личности. Поэтому фазу острого горя можно считать критической в отношении дальнейшего переживания горя, а порой она приобретает особое значение и для всего жизненного пути.
Четвертая фаза горя называется фазой "остаточных толчков и реорганизации" (Дж. Тейтельбаум). На этой фазе жизнь входит в свою колею, восстанавливаются сон, аппетит, профессиональная деятельность, умерший перестает быть главным средоточением жизни. Переживание горя теперь не ведущая деятельность, оно протекает в виде сначала частых, а потом все более редких отдельных толчков, какие бывают после основного землетрясения.
Такие остаточные приступы горя могут быть столь же острыми, как и в предыдущей фазе, а на фоне нормального существования субъективно восприниматься как еще более острые. Поводом для них чаще всего служат какие-то даты, традиционные события ("Новый год впервые без него", "весна впервые без него", "день рождения") или события повседневной жизни ("обидели, некому пожаловаться", "на его имя пришло письмо").
Четвертая фаза, как правило, длится в течение года: за это время происходят практически все обычные жизненные события и в дальнейшем начинают повторяться. Годовщина смерти является последней датой в этом ряду. Может быть, не случайно поэтому большинство культур и религий отводят на траур один год.
За этот период утрата постепенно входит в жизнь. Человеку приходится решать множество новых задач, связанных с материальными и социальными изменениями, и эти практические задачи переплетаются с самим переживанием. Он очень часто сверяет свои поступки с нравственными нормами умершего, с его ожиданиями, с тем, "что бы он сказал".
Мать считает, что не имеет права следить за своим внешним видом, как раньше, до смерти дочери, поскольку умершая дочь не может делать то же самое. Но постепенно появляется все больше воспоминаний, освобожденных от боли, чувства вины, обиды, оставленности. Некоторые из этих воспоминаний становятся особенно ценными, дорогими, они сплетаются порой в целые рассказы, которыми обмениваются с близкими, друзьями, часто входят в семейную "мифологию".
Словом, высвобождаемый актами горя материал образа умершего подвергается здесь своего рода эстетической переработке. В моем отношении к умершему, писал М. М. Бахтин, "эстетические моменты начинают преобладать... (сравнительно с нравственными и практическими): мне предлежит целое его жизни, освобожденное от моментов временного будущего, целей и долженствования. За погребением и памятником следует память.
Я имею всю жизнь другого вне себя, и здесь начинается эстетизация его личности: закрепление и завершение ее в эстетически значимом образе. Из эмоционально-волевой установки поминовения отошедшего существенно рождаются эстетические категории оформления внутреннего человека (да и внешнего), ибо только эта установка по отношению к другому владеет ценностным подходом к временному и уже законченному целому внешней и внутренней жизни человека...
Память есть подход точки зрения ценностной завершенности; в известном смысле память безнадежна, но зато только она умеет ценить помимо цели и смысла уже законченную, сплошь наличную жизнь" (Бахтин М.М. Эстетика словесного творчества. С. 94-95).
Описываемое нами нормальное переживание горя приблизительно через год вступает в свою последнюю фазу – "завершения". Здесь горюющему приходится порой преодолевать некоторые культурные барьеры, затрудняющие акт завершения (например, представление о том, что длительность скорби является мерой нашей любви к умершему).
Смысл и задача работы горя в этой фазе состоит в том, чтобы образ умершего занял свое постоянное место в продолжающемся смысловом целом моей жизни (он может, например, стать символом доброты) и был закреплен во вневременном, ценностном измерении бытия
Позвольте мне в заключение привести эпизод из психотерапевтической практики. Мне пришлось однажды работать с молодым маляром, потерявшим дочь во время армянского землетрясения. Когда наша беседа подходила к концу, я попросил его прикрыть глаза, вообразить перед собой мольберт с белым листом бумаги и подождать, пока на нем появится какой-то образ.
Возник образ дома и погребального камня с зажженной свечой. Вместе мы начинаем дорисовывать мысленную картину, и за домом появились горы, синее небо и яркое солнце. Я прошу сосредоточиться на солнце, рассмотреть, как падают его лучи. И вот в вызванной воображением картине один из лучей солнца соединяется с пламенем погребальной свечи: символ умершей дочери соединяется с символом вечности. Теперь нужно найти средство отстраниться от этих образов.
Таким средством служит рама, в которую отец мысленно помещает образ. Рама деревянная. Живой образ окончательно становится картиной памяти, и я прошу отца сжать эту воображаемую картину руками, присвоить, вобрать в себя и поместить ее в свое сердце. Образ умершей дочери становится памятью – единственным средством примирить прошлое с настоящим.
«Спасение утопающих – дело рук самих утопающих»
(Из романа И.Ильфа и Е.Петрова «Двенадцать стульев»)
Умер близкий. Прошли похороны, поминки… И вот родственники и друзья, которые поддерживали и помогали все это время, постепенно возвращаются к обычной жизни, к своим делам. Внимания и заботы к Вам с их стороны становится все меньше…
А Вы? Вы по-прежнему несете тяжесть утраты, горюете, и не понимаете, как они могут жить дальше, когда случилось такое несчастье. Вам не хватает ушедшего от Вас близкого человека, и кажется, что никогда не кончится это страшное горе, а дефицит внимания и заботы усугубляют Ваши переживания.
Если Вы уже начали задавать себе эти вопросы, значит, Вы понимаете, что нужно что-то менять в своем отношении к жизни с утратой, что необходимо приспосабливаться в новой для Вас социальной и эмоциональной ситуации жизненной потери .
И вот теперь для Вас становится актуальным эпиграф к этой статье. В данном контексте эта фраза не означает, что Вы должны «сами вытащить себя из воды» – забыть умершего, делать вид, что ничего не произошло. Наоборот, Вы должны «научиться плавать» и уметь принимать «меры предосторожности на воде», т.е. сделать все, чтобы с наименьшими телесными и эмоциональными нарушениями прожить свою ситуацию горя.
Универсальных рецептов для этого нет, у каждого своё, уникальное горе и своя, уникальная ситуация в семье и в обществе.
Тем не менее я постараюсь дать несколько советов, которые, надеюсь, помогут в какие-то моменты этого нелегкого жизненного периода.
Постарайтесь осознать, в каких жизненных аспектах Вы стали наиболее уязвимы – бытовая ли это сфера, эмоциональная, возможно, профессиональная? Когда Вы поймете, где «пробита самая большая дыра», будет легче ее заделывать. И, как маленький ребенок постепенно учится ходить, старайтесь постепенно учиться самостоятельно получать то, что раньше Вы получали с помощью умершего.
Это могут быть чисто бытовые навыки. Например, женщина, потерявшая супруга, который все делал по дому, может научиться что-то делать сама, а может найти службу быта, которая поможет поддерживать комфорт дома на привычном уровне. Мужчина, потерявший жену, может изучить инструкции к бытовой технике (стиральная машина, современная интеллектуальная плита, микроволновая печь) и обеспечить себе прежний уровень быта. Кому-то придется научится готовить еду. Кому-то — учиться принимать решения. Это особенно нелегко, если раньше умерший почти все решал за Вас. Помните, что не нужно стремиться принимать решение мгновенно. Не стесняйтесь советоваться с авторитетными в данном вопросе людьми, возможно, нужна будет помощь специалиста в той или иной сфере. В первое время после смерти близкого старайтесь вообще отложить решение глобальных вопросов (покупки/продажи недвижимости, переездов и т.п.) на какое-то время.
Сложнее с эмоциональными брешами. Эмоциональная сфера – это первое, что нуждается в регуляции.
Не слушайте тех, кто советует «крепиться, держаться, мужаться…». Не копите слезы. Если хочется плакать – плачьте, если чувствуете печаль – печальтесь. И не испытывайте за это чувство вины перед Вашим окружением. Слезы – нормальная физиологическая реакция на боль, в данном случае на душевную боль. Слезы – это эмоциональная разрядка. После плача человек может чувствовать себя обессиленным, разбитым и опустошенным, но ему становится легче. Помните, что Вы имеете право на выражение своих чувств. И Вам не нужно оправдываться перед окружающими. Только маленьким детям Вы должны объяснить, что Ваши эмоции вызваны не их поведением, а горем по умершему. Взрослые, как правило, это и так понимают. Если Вы сдерживаете слезы, ребенок может попытаться копировать Ваше поведение, не понимая его причин, и впоследствии будет сдерживать любые свои эмоции. Точно так же как и себе, позвольте ребенку плакать по умершему, если он этого хочет. Утешайте его, говорите с ним, помогите ему прожить эти эмоции.
Подумайте, с кем Вы можете говорить о покинувшем Вас человеке . Если в Вашем окружении такого человека нет – используйте современные возможности психологической поддержки – сайт сайт, телефоны доверия, службы психологической помощи. Главное – говорить. О потере, об одиночестве, о чувствах, о страхах… Не стесняйтесь показаться слабым человеком, горе всех на какое-то время превращает в маленьких беспомощных детей. Говорите об умершем с Богом. Заупокойная молитва – это Ваша реальная помощь и душе ушедшего.
Но не пытайтесь разговаривать с умершим, физически его рядом уже нет . Не обращайтесь к оккультизму, не слушайте всех, кто попытается рассказывать Вам о суевериях, приметах и прочем. Если Вы человек верующий, Вы и так знаете, что произошло (см. разделы «Жизнь после смерти есть!» и «Как живет душа после смерти»). Если Вы не верите в Бога, то смерть для Вас – конец физического существования, то тем более нет смысла совершать суеверные ритуалы.
Многим помогает смягчить острые эмоции ведение дневника . Пишите о своих мыслях, чувствах, о своей боли утраты. Возьмите за правило через некоторое время перечитывать написанное, а потом попробуйте проанализировать, что изменилось за этот промежуток времени? Какие чувства стали острее, какие, наоборот, ушли? Чему Вы научились? Подобный самоанализ раскроет Вам Ваши слабые и сильные стороны. Опирайтесь в дальнейшем на то, в чем Вы сильны, ищите источники поддержки в тех аспектах, где Вы не уверены в себе.
Другой способ – написать письмо умершему . Даже если смерть не была скоропостижной, всегда остается много невысказанного, недоговоренного. Пишите. Это необходимо Вам, не ему. Если Вы не досказали что-то важное, у Вас есть возможность сказать это сейчас. Используйте её. Не бойтесь показаться смешным из-за того, что письмо некуда отправить, Вы можете его просто сжечь. Важно, что письмо поможет Вам освободиться от груза недоговоренностей, который несете, доверив его бумаге.
Если Вы не любите писать, а эмоции и воспоминания переполняют – попробуйте такой способ. Поставьте рядом две банки . Приготовьте некоторое количество маленьких разноцветных шариков и небольшие листочки бумаги. Когда Вы будете вспоминать об умершем доброе и хорошее – опускайте один шарик в банку. Это будет банка Вашей памяти. Если Вы вспомните какой-то безрадостный случай, обиду, ссору – напишите на листочке – что Вы вспомнили, буквально одно-два слова, сверните листок в шарик и опустите в другую банку. Это будет банка Ваших обид. Как долго Вы будете это делать – зависит от Вас. Когда Вы поймете, что большинство теплых и добрых воспоминаний уже «лежат» в банке памяти – закройте ее и поставьте, куда считаете нужным. Все светлые воспоминания теперь у Вас перед глазами. Посмотрите, как их много. Когда новых обид вспоминаться не будет – выберите день (возможно это будет какая-то дата, связанная с усопшим) и сожгите бумажные шарики — свои обиды.
Отдельного рассмотрения заслуживает чувство вины перед умершим. Этой теме посвящен большой раздел на сайте . Поскольку объем материала достаточно велик, приводить его здесь затруднительно, предлагаю воспользоваться размещенными на сайте статьями. Главное — не позволяйте себе культивировать чувство вины, оно действует разрушающе.
Другое сильное чувство, которое может сопровождать потерю – страх . Ночью или днем, в одиночестве или в толпе, страх наступает неожиданно и буквально парализует Вас. Что делать в такой ситуации?
Важно понимать, что Ваш страх — это не страх взрослого человека в реальной опасной ситуации, а, скорее, «детская» реакция на неизвестность, окружающую Вас после кончины близкого.
Предлагаю небольшое упражнение, чтобы вернуть себе «взрослое» состояние , остаться «здесь и сейчас», в реальности.
Когда Вы почувствуете страх — сначала оглянитесь вокруг, если непосредственной угрозы Вашей жизни и здоровью на самом деле нет, выделите 5 цветов предметов которые Вас окружают. Какого цвета потолок? Пол? Кресло? Занавески? Ваша одежда? (Смотрите на любые предметы, но цвет Вы должны не просто «узнать», мазнув по нему глазами, а идентифицировать, возможно, назвать вслух). Если страх подкрался ночью, не придумывайте, что потолок белый (это не Ваше ощущение «здесь и сейчас», это знание), ночью он выглядит серым, как и все остальные вещи, поэтому либо включите свет, либо различайте интенсивность оттенков серого в окружающих Вас вещах.
Теперь звуки. 5 звуков — часы, птица, машина за окном, телевизор…. все что угодно, но звуков тоже должно быть 5. В ночной тишине это может быть звук Вашего дыхания, стук сердца, шуршание одеяла, ветер в листве за окном, шум воды в трубах… Слушайте внимательно, каждый звук тоже нужно различить и назвать.
Затем прислушайтесь к ощущению собственного тела. Ваши руки — где они, теплые или холодные, сухие или мокрые от пота? Ноги — то же самое. Затылок и область шеи. Спина. Область живота и пах. Почувствуйте все эти части Вашего тела. Внимательно, медленно. Затем снова оглянитесь вокруг.
Для слабовидящих и слабослышащих людей различение цвета или звука можно заменить на тактильные ощущения предметов. Потрогайте то, что рядом с Вами. Выделите 5 различных ощущений – шерсть ковра, прохладное дерево мебели, мягкая обивка кресла, бумажные обои… Попробуйте различить едва уловимые запахи, издаваемые этими предметами.
Обычно это упражнение возвращает ощущение реальности при иррациональных страхах.
Будьте естественны в горе . Не позволяйте окружающим навязывать Вам определенные модели поведения. В то же время не отказывайтесь от помощи близких, если она Вам помогает. Доверяйте родным, и одновременно слушайте себя.
Наберитесь терпения . Никто не может сказать, сколь долго Вы будете переживать боль утраты. Горе подобно прибою – то отступит, то нахлынет с новой силой. Особенно тяжело переживаются праздники и семейные даты. Много лет боль утраты может появляться день рождения умершего, в годовщину смерти, в Новый год или Рождество. Не прячьтесь от своих чувств. Дайте волю воспоминаниям, закажите панихиду в храме, помолитесь дома, посетите кладбище. Даже в ситуации, если умер один из супругов, и у другого новая семья – не стесняйтесь этого. Умерший – часть Вашей жизни. Любящий Вас человек должен понимать и уважать Ваши чувства. Это не измена, это дань памяти.
Теперь немного о физиологических аспектах переживания горя. Сегодня все знают о связи эмоциональной и соматической (телесной) сторон. Глубокое переживание горя может вызвать болезни тела. Горе проявляется во внешнем виде человека. Горюющий мышечно зажат, напряжен, не может расслабиться . Подобное напряжение может вызвать расстройство сна, что, в свою очередь, приводит к нарушениям дыхания, скачкам давления, сердечным заболеваниям. Если Вы чувствуете мышечные зажимы, попросите кого-то сделать Вам массаж (обычно в первую очередь страдает воротниковая зона), или обратитесь к массажисту. Возможно, кому-то поможет отдых под звуки природы (скачать некоторые из них в формате mp3 Вы можете здесь: , — небольшая порция еды поможет Вам поддержать себя. Нужно совсем немного, хотя бы яблоко, стакан кефира или молока. Не бросайтесь в другую крайность – «не заедайте» горе. Если приступы голода неудержимы, попробуйте понять – Вы действительно хотите есть, или просто нуждаетесь в утешении таким способом, как в детстве: «Не плачь, держи конфетку»? Если это так, дело в отсутствии эмоциональной поддержки, ищите ее у близких, друзей, или у специалистов, а не в лишнем весе.
Вторая жизненно важная потребность, которую необходимо удовлетворить – потребность в сне . Принимайте перед сном прохладный душ, не смотрите телевизор, попробуйте максимально расслабиться в постели. Если не получается самостоятельно наладить нормальный сон – обратитесь к врачу за медикаментозной поддержкой. Но помните, что лекарства облегчают Ваше состояние, но не устраняют причину. Поэтому Вы как бы «замораживаете» себя в состоянии горя, продлевая период горевания. И, конечно, не стоит искать утешения в алкоголе.
Еще один важный аспект – темп Вашей жизни. Не исключено, что в период переживания горя Вы не сможете выполнять все те функции, с которыми легко справлялись раньше. Ничего страшного. Если есть возможность переложить их на кого-то – сделайте это. Позвольте себе уменьшить нагрузки , помните, что стресс, который Вы переживаете, негативно сказывается на всех сферах Вашей жизни. Больше отдыхайте. Оцените, какой отдых для Вас лучше – активный или пассивный? Не бойтесь проявить слабость и не чувствуйте вину за это, когда Вы сможете – Вы вернетесь к привычному ритму жизни. А сейчас просто поберегите себя.
Время проходит, и то, что вчера казалось непреодолимым, преодолевается. Эмоции, которые не давали дышать, ослабевают, сменяются другими. Чувство утраты не проходит, Вам всегда будет не хватать умершего человека, просто острая боль сменится печалью и грустными воспоминаниями, а потом эти воспоминания станут светлыми. Значит, Вы пережили самый сложный период.
Пережить горе – не означает забыть. Пережить – значит научиться полноценно жить после потери.
Лишь в редчайших случаях человек заранее готов к смерти близкого. Гораздо чаще горе настигает нас неожиданно. Что делать? Как реагировать? Рассказывает Михаил Хасьминский, руководитель православного Центра кризисной психологии при храме Воскресения Христова на Семеновской (г. Москва).
Через что мы проходим, переживая горе?
Когда умирает близкий человек, мы ощущаем, что связь с ним рвется - и это доставляет нам сильнейшую боль. Болит не голова, не рука, не печень, болит душа. И невозможно ничего сделать, чтобы эта боль раз - и прекратилась.
Часто скорбящий человек приходит ко мне на консультацию и говорит: «Уже две недели прошло, а я никак не могу прийти в себя». Но разве можно прийти в себя за две недели? Ведь после тяжелой операции мы не говорим: «Доктор, я уже десять минут лежу, и ничего еще не зажило». Мы понимаем: пройдет три дня, врач посмотрит, потом снимет швы, рана начнет заживать; но могут возникнуть осложнения, и какие-то этапы придется проходить снова. На все это может уйти несколько месяцев. А здесь речь не о телесной травме - а о душевной, чтобы ее излечить, обычно требуется около года или двух. И в этом процессе есть несколько последовательных стадий, перепрыгнуть через которые невозможно.
Какие это стадии? Первое - шок и отрицание, затем гнев и обида, торг, депрессия и, наконец, принятие (хотя важно понимать, что любое обозначение стадий - условное, и что у этих этапов нет четких границ). Некоторые проходят их гармонично и без задержек. Чаще всего это люди крепкой веры, у которых есть ясные ответы на вопросы, что такое смерть и что будет после нее. Вера помогает правильно пройти эти этапы, пережить их один за другим - и в итоге войти в стадию принятия.
А вот когда веры нет, смерть близкого человека может стать незаживающей раной. Например, человек может на протяжении полугода отрицать утрату, говорить: «Нет, я не верю, этого не могло случиться». Или «застрять» на гневе, который может быть направлен на врачей, которые «не спасли», на родственников, на Бога. Гнев может быть направлен и на самого себя и продуцировать чувство вины: я недолюбил, недосказал, не остановил вовремя - я негодяй, я виновен в его смерти. Таким чувством подолгу мучаются многие люди.
Однако, как правило, достаточно нескольких вопросов, чтобы человек разобрался со своим чувством вины. «Разве вы хотели смерти этого человека?» - «Нет, не хотел». - «В чем же тогда вы виновны?» - «Это я послал его в магазин, а если бы он туда не пошел, то не попал бы под машину». - «Хорошо, а если бы вам явился ангел и сказал: если ты пошлешь его в магазин, то этот человек умрет, как бы вы тогда себя повели?» - «Конечно, я бы тогда никуда его не послал». - «В чем же ваша вина? В том, что вы не знали будущего? В том, что вам не явился ангел? Но при чем тут вы?»
У некоторых людей сильнейшее чувство вины может возникнуть и просто из-за того, что прохождение упомянутых этапов у них затягивается. Друзья и коллеги не понимают, почему он так долго ходит мрачный, неразговорчивый. Ему и самому от этого неловко, но он ничего с собой сделать не может.
А у кого-то, наоборот, эти этапы могут буквально «пролететь», но спустя время травма, которую они не прожили, всплывает, и тогда, возможно, даже переживание смерти домашнего животного дастся такому человеку с большим трудом.
Ни одно горе не обходится без боли. Но одно дело, когда при этом ты веришь в Бога, и совсем другое, когда ни во что не веришь: тут одна травма может накладываться на другую - и так до бесконечности.
Поэтому мой совет людям, которые, предпочитают жить сегодняшним днем и откладывают главные жизненные вопросы на завтра: не ждите, когда они свалятся на вас, как снег на голову. Разберитесь с ними (и с самими собой) здесь и сейчас, ищите Бога - этот поиск поможет вам в момент расставания с близким человеком.
И еще: если чувствуете, что не справляетесь с потерей самостоятельно, если уже полтора-два года нет динамики в проживании горя, если есть чувство вины, или хроническая депрессия, или агрессия, обязательно обратитесь к специалисту - психологу, психотерапевту.
Не думать о смерти - это путь к неврозу
Недавно я анализировал, как много картин знаменитых художников посвящено теме смерти. Раньше художники брались за изображение горя, скорби именно потому, что смерть была вписана в культурный контекст. В современной культуре нет места смерти. О ней не говорят, потому что «это травмирует». В действительности же травмирует как раз обратное: отсутствие этой темы в поле нашего зрения.
Если в разговоре человек упоминает, что у него кто-то погиб, то ему отвечают: «Ой, извини. Наверное, тебе не хочется об этом говорить». А может быть, как раз наоборот, хочется! Хочется вспомнить об умершем, хочется сочувствия! Но от него в этот момент отстраняются, пытаются сменить тему, боясь огорчить, задеть. У молодой женщины умер муж, а близкие говорят: «Ну, не переживай, ты красивая, ты еще выйдешь замуж». Или сбегают как от чумной. Почему? Потому что сами боятся думать о смерти. Потому что не знают, что говорить. Потому что нет никаких навыков соболезнования.
Вот в чем главная проблема: современный человек боится думать и говорить о смерти. У него нет этого опыта, ему его не передали родители, а тем - их родители и бабушки, жившие в годы государственного атеизма. Потому сегодня многие не справляются с переживанием потери самостоятельно и нуждаются в профессиональной помощи. Например, бывает, что человек сидит прямо на могиле матери или даже там ночует. От чего возникает эта фрустрация? От непонимания, что произошло и что делать дальше. А на это наслаиваются всевозможные суеверия, и возникают острые, иногда суицидальные проблемы. К тому же, рядом часто оказываются также переживающие горе дети, и взрослые своим неадекватным поведением могут нанести им непоправимую душевную травму.
Но ведь соболезнование - это «совместная болезнь». А зачем болеть чужой болью, если твоя цель – чтобы тебе было хорошо здесь и сейчас? Зачем думать о собственной смерти, не лучше ли отогнать эти мысли заботами, что-нибудь себе купить, вкусно поесть, хорошо выпить? Страх того, что будет после смерти, и нежелание об этом думать включает в нас очень детскую защитную реакцию: все умрут, а я нет.
А между тем и рождение, и жизнь, и смерть - звенья одной цепи. И глупо это игнорировать. Хотя бы потому, что это - прямой путь к неврозу. Ведь когда мы столкнемся со смертью близкого человека, мы не справимся с этой потерей. Только изменив свое отношение к жизни, можно многое исправить внутри. Тогда и горе пережить будет намного легче.
Стирайте суеверия из своего сознания
Я знаю, что на почту «Фомы» приходят сотни вопросов о суевериях. «Протерли памятник на кладбище детской одеждой, что теперь будет?» «Можно ли поднять вещь, если уронил на кладбище?» «Уронила в гроб платочек, что делать?» «На похоронах упало кольцо, к чему этот знак?» «Можно ли вешать фото умерших родителей на стене?»
Начинается завешивание зеркал - ведь это, якобы, ворота в другой мир. Кто-то убежден, что сыну нельзя нести гроб матери, а то покойнице будет плохо. Какой абсурд, кому же как не родному сыну нести этот гроб?! Конечно, ни к православию, ни к вере во Христа система мира, где случайно упавшая на кладбище перчатка являет собой некий знак, никакого отношения не имеет.
Думаю, это тоже от нежелания заглянуть внутрь себя и отвечать на действительно важные экзистенциальные вопросы.
Не все люди в храме являются экспертами по вопросам жизни и смерти
Для многих потеря близкого человека становится первым шагом на пути к Богу. Что делать? Куда бежать? Для многих ответ очевиден: в храм. Но важно помнить, что даже в состоянии шока надо отдавать себе отчет, зачем именно и к кому (или Кому) ты туда пришел. Прежде всего, конечно, к Богу. Но человеку, который пришел в храм впервые, который, может быть, не знает с чего начать, особенно важно встретить там проводника, который поможет разобраться во многих вопросах, не дающих ему покоя.
Этим проводником, конечно, должен бы стать священник. Но у него далеко не всегда есть время, у него часто весь день расписан буквально по минутам: службы, разъезды и много чего еще. И некоторые батюшки поручают общение с новопришедшими волонтерам, катехизаторам, психологам. Иногда эти функции частично выполняют даже свечники. Но надо понимать, что в церкви можно наткнуться на самых разных людей.
Это как если бы человек пришел в поликлинику, а гардеробщица ему сказала: « У тебя что болит-то?» - «Да, спина». - «Ну, давай я тебе расскажу, как лечиться. И литературу дам почитать».
В храме то же самое. И очень грустно, когда человек, который и так ранен потерей своего близкого, получает там дополнительную травму. Ведь, честно говоря, не каждый священник сумеет правильно выстроить общение с человеком в горе - он ведь не психолог. Да и не каждый психолог справится с этой задачей, у них, как и у врачей, есть специализация. Я, например, ни при каких обстоятельствах не возьмусь давать советы из области психиатрии или работать с алкозависимыми людьми.
Что уж говорить о тех, кто раздает непонятные советы и плодит суеверия! Часто это околоцерковные люди, которые в церковь не ходят, но заходят: ставят свечи, пишут записки, освящают куличи, - и все знакомые к ним обращаются как к экспертам, которые все знают о жизни и смерти.
Но с людьми, переживающими горе, надо говорить на особом языке. Общению с горюющими, травмированными людьми надо учиться, и к этому делу надо подходить серьезно и ответственно. На мой взгляд, в Церкви это должно быть целым серьезным направлением, ничуть не менее важным, чем помощь бездомным, тюремное или любое другое социальное служение.
Чего ни в коем случае нельзя делать - это проводить какие-то причинно-следственные связи. Никаких: «Бог ребенка забрал по твоим грехам»! Откуда вы знаете то, что одному только Богу известно? Такими словами горюющего человека можно травмировать очень и очень сильно.
И ни в коем случае нельзя экстраполировать свой личный опыт переживания смерти на других людей, это тоже большая ошибка.
Итак, если вы, столкнувшись с тяжелым потрясением, пришли в храм, будьте очень осторожны в выборе людей, к которым обращаетесь со сложными вопросами. И не стоит думать, что в церкви вам все что-то должны - ко мне на консультации нередко приходят люди, оскорбленные невниманием к ним в храме, но забывшие, что они не центр вселенной и окружающие не обязаны выполнять все их желания.
А вот сотрудникам и прихожанам храма, если к ним обращаются за помощью, не стоит строить из себя эксперта. Если вам хочется по-настоящему помочь человеку, тихонько возьмите его за руку, налейте ему горячего чая и просто выслушайте его. Ему от вас требуются не слова, а соучастие, сопереживание, соболезнование - то, что поможет шаг за шагом справиться с его трагедией.
Если умер наставник…
Часто люди теряются, когда лишаются человека, который был в их жизни учителем, наставником. Для кого-то это - мама или бабушка, для кого-то - совершенно сторонний человек, без мудрых советов и деятельной помощи которого сложно представить свою жизнь.
Когда такой человек умирает, многие оказываются в тупике: как жить дальше? На стадии шока такой вопрос вполне естественен. Но если его решение затягивается на несколько лет, это кажется мне просто эгоизмом: «мне был нужен этот человек, он мне помогал, теперь он умер, и я не знаю, как жить».
А может, теперь тебе надо помочь этому человеку? Может быть, теперь твоя душа должна потрудиться в молитве об усопшем, а твоя жизнь - стать воплощенной благодарностью за его воспитание и мудрые советы?
Если у взрослого человека ушел из жизни важный для него человек, который давал ему свое тепло, свое участие, то стоит вспомнить об этом и понять, что теперь ты, как заряженный аккумулятор, можешь это тепло раздавать другим. Ведь чем больше ты раздашь, чем больше созидания принесешь в этот мир - тем больше заслуга того умершего человека.
Если с тобой делились мудростью и теплом, зачем плакать, что теперь некому больше это делать? Начинай делиться сам - и ты получишь это тепло уже от других людей. И не думай постоянно о себе, потому что эгоизм - самый большой враг переживающего горе.
Если умерший был атеистом
На самом деле каждый во что-то верит. И если ты веришь в жизнь вечную, значит, ты понимаешь, что человек, провозглашавший себя атеистом, теперь, после смерти - такой же, как и ты. К великому сожалению, он осознал это слишком поздно, и твоя задача теперь - помочь ему своей молитвой.
Если ты был близок с ним, то в какой-то степени ты - продолжение этого человека. И от тебя теперь многое зависит.
Дети и горе
Это отдельная, очень большая и важная тема, ей посвящена моя статья «Возрастные особенности переживания горя». До трех лет ребенок вообще не понимает, что такое смерть. И только лет в десять начинает формироваться восприятие смерти, как у взрослого человека. Это надо обязательно учитывать. Кстати, об этом много говорил митрополит Сурожский Антоний (лично я считаю, что он был великим кризисным психологом и душепопечителем).
Многих родителей волнует вопрос, должны ли дети присутствовать на похоронах? Смотришь на картину Константина Маковского «Похороны ребенка» и думаешь: сколько детей! Господи, зачем они там стоят, зачем на это смотрят? А почему бы им там не стоять, если взрослые им объясняли, что смерти бояться не нужно, что это - часть жизни? Раньше детям не кричали: «Ой, уйди, не смотри!» Ведь ребенок чувствует: если его так отстраняют, значит, происходит что-то жуткое. И тогда даже смерть домашней черепашки может обернуться для него психическим заболеванием.
А детей в те времена и прятать было некуда: если в деревне кто-то умирал, все шли с ним прощаться. Это естественно, когда дети присутствуют на отпевании, оплакивают, учатся реагировать на смерть, учатся делать что-то созидательное ради усопшего: молятся, помогают на поминках. И родители зачастую сами травмируют ребенка тем, что пытаются укрыть его от негативных эмоций. Некоторые начинают обманывать: «Папа уехал в командировку», и ребенок со временем начинает обижаться - сначала на папу за то, что не возвращается, а затем и на маму, ведь он чувствует, что она что-то не договаривает. А когда потом открывается правда… Я видел семьи, где ребенок уже просто не может общаться с матерью из-за такого обмана.
Меня поразила одна история: у девочки умер папа, и ее учительница - хороший педагог, православный человек - сказала детям, чтобы они не подходили к ней, потому что ей и так плохо. А ведь это значит, травмировать ребенка еще раз! Страшно, когда даже люди с педагогическим образованием, люди верующие не понимают детскую психологию.
Дети ничем не хуже взрослых, их внутренний мир ничуть не менее глубок. Конечно, в разговорах с ними надо учитывать возрастные аспекты восприятия смерти, но не надо прятать их от скорбей, от трудностей, от испытаний. Их надо готовить к жизни. Иначе они станут взрослыми, а справляться с потерями так и не научатся.
Что значит «пережить горе»
Полностью пережить горе - это значит превратить черную скорбь в светлую память. После операции остается шов. Но если он хорошо и аккуратно сделан, он уже не болит, не мешает, не тянет. Так и тут: шрам останется, мы никогда не сможем забыть о потере - но переживать ее мы будем уже не с болью, а с чувством благодарности к Богу и к умершему человеку за то, что он был в нашей жизни, и с надеждой на встречу в жизни будущего века.
Переживание горя – таинственное проявление душевной жизни человека. Прекрасно, если в вашей жизни вы не сталкивались с ситуациями, которые загоняли в тупик и не давали увидеть выход, но знать, как справляться с горем, как утешить и поддержать близких людей, нужно обязательно.
В статье вы найдете ответы на вопросы:
- Как наполнить свой внутренний мир смыслом?
- Сколько потребуется времени, чтобы восстановить душевное равновесие и заново ощутить вкус жизни?
- Можно ли страдания трансформировать в мудрость?
- Как пережить горе?
С чем сталкивались люди, пережившие горе
Находясь внутри тяжелой ситуации, сложно воспринимать происходящее трезво, смысл горя сводится к тому, что тебе тяжело. Работа печали бесхитростна. Ее главная задача заключается в том, чтобы вытеснить из сознания психическую энергию дорогого, но утраченного объекта. Но пока вы стараетесь это сделать, утраченный объект продолжит свое существование в вашем мире. Только отпустив, вы станете свободны и сможете направить энергию на новый объект.
Пережить горе было бы легко, если бы все развивалось по принципу: “С глаз долой – из сердца вон”.
Но, люди не могут просто забыть ушедших, постоянно терзая себя воспоминаниями. Чтобы пережить горе, во-первых, постарайтесь осознать реальность утраты, приспособиться к действительности и научиться вкладывать свою энергию в другие отношения.
Горе, связанное с утратой близких людей – это сильнейшее чувство. Ни одно разумное животное на нашей планете не хоронит умерших собратьев. Такое поведение свойственно только людям. Хоронить – означает сохранять, прятать. И чтобы пережить горе, те же самые мистические акты должны происходить и на психологическом уровне. Человек не должен постоянно существовать, используя энергию утраченного объекта. Важно сохранить в памяти произошедшее, но оставить его воспоминанием, а не сделав смыслом существования, осознанно направляя все мысли к утрате. Человеческое горе может не разрушать, а создавать: оно не уничтожает прожитую жизнь, а творит память. Вашим первым шагом должна стать смена забвения на памятование.
Этапы переживания горя
Начальная фаза – оцепенение и шок.
Получая весть о случившемся, практически все люди произносят одну и ту же фразу: ”Этого не может быть!”. Состояние отрицания случившегося факта может длиться от нескольких минут до нескольких недель. Приблизительно на 7 – 9 день после получения страшного известия шоковое состояние сменяется оцепенением. Скорбящий человек становится напряженным и скованным. Внешне можно наблюдать неритмичное дыхание, судорожные движения. Как правило, пропадает интерес к чему-либо и аппетит. Иногда наблюдается мышечная слабость, а моменты бездействия резко сменяются суетливостью.
Сознание человека не принимает действительность. Восприятие реального мира притупляется. В некоторых случаях появляются пробелы при воспоминании о данном периоде. Когда проходит оцепенение и равнодушие, наступает злость. В некоторых случаях она проявляется настолько сильно, что люди пережившие горе пугаются ее, боятся, что не смогут совладать с собой.
Обычно шоковое состояние истолковывается как защитная реакция организма, от столкновения с проблемой в полном объеме. Но, это неверное суждение. Люди пережившие горе не отрицают факт, что умершего ”здесь нет”, они не верят в то, что они горюющие ”здесь есть”. Трагическое событие рвет связь времен. Шоковое состояние удерживает человека в том времени, когда умерший был еще жив.
Если бы человек был в состоянии объяснить все, что с ним происходит, окружающим, он сказал бы, что это не умершего больше нет, а он, горюющий, остался с ним в прошлом.
Эта трактовка четко описывает смысл “душевной анестезии”. Специфической реакцией на преграду является злость, где помехой выступает вся реальность.
Следующая фаза – поиск.
Во время этого периода происходит отрицание не столько самого факта утраты, сколько его постоянства. Границы данной фазы достаточно размыты. Она сменяет фазу шока и чаще всего пиковый момент фазы поиска приходится на 5 – 12 день после сообщения о смерти. В это время человек не способен удерживать свое внимание в реальном мире. Он живет в двух плоскостях. Надежда, которая постоянно рождает веру в чудо, уживается с внешним поведением горюющего. Человек не понимает, как справиться с горем, он не осознает сути проблемы.
Третья фаза – ощущение острого горя.
Длится до 6 – 7 недель после сообщения о потере. Сохраняются телесные недуги: прерывистое дыхание, мышечная слабость, ком в горле, стеснение в груди, повышенная чувствительность к запахам, нарушение режима питания и сна. Во время этой фазы наблюдаются самые сильные душевные страдания и боль. Появляется ощущение беспомощности, бессмысленности, страха, тревоги. Начинаются поиски путей, как справиться с горем. Существенные изменения происходят и в повседневном образе жизни. Человеку не удается сконцентрироваться на одном объекте или доделать задание до конца.
Жить с горем или пережить его?
Потеря близкого человека – очень сложное событие, которое неизбежно затрагивает все грани социального, душевного и телесного существования личности. Но, при этом, горе – уникально. Оно зависит от неповторимой картины совместных надежд и планов, воспоминаний, обид и радостей. Среди многообразия состояний и чувств можно выделить сердцевину острого горя, которая будет ключом к решению проблемы и подскажет, как жить с горем. Любимого человека больше нет. И все, что связывало с ним, должно быть исключено из реального мира.
Четвертая фаза – период реорганизации и остаточных толчков.
В это время жизнь человека входит в привычное русло, появляется аппетит и восстанавливается режим сна. Ушедший человек перестает быть центром вселенной. Переживание потери протекает сначала в виде частых, а потом – более резких толчков. Четвертая фаза длится около года после трагического случая. Появляется осознание того, как жить с горем дальше.
Описываемые выше нормальные переживания утраты близкого человека через год вступают в свою последнюю фазу, которая называется завершающей. Задача и смысл горя заключаются в том, чтобы образ ушедшего человека занял свое место не в реальной жизни, а во вневременном измерении, вы же смогли жить своей жизнью без него.